– Сегодня не отходи от меня ни на секунду. Ты меня слышишь, Энни? Придется тебе за мной приглядывать, а то я таких дров наломаю – небу жарко станет!

Вот теперь она улыбнулась по-настоящему и сама себя спросила, почему ей совсем не страшно. Броуди заметно нервничал, а на нее его волнение оказало необъяснимо успокаивающее воздействие. Анна радостно предвкушала возвращение к работе, пусть даже при таких необычных обстоятельствах.

– А у тебя есть свой кабинет? Надеюсь, он рядом с моим? – Броуди наклонился ближе к ней и ухмыльнулся. – А может, их разделяет гардеробная?

Улыбка Анны угасла.

– Нет, у меня нет кабинета.

Броуди остановился:

– Почему?

– Ну – Она решила дать самый очевидный ответ. – Потому что я не вхожу в число служащих компании. Строго говоря.

– «Строго говоря»? Энни, строго говоря, ты гробишь свою задницу ради этой компании!

Анна вспыхнула и продолжила путь вперед.

– Это «Желудь», – пояснила она на ходу, – наш местный кабачок. Все служащие обедают здесь. «Желудь» стоит тут с незапамятных времен: когда доков еще не было и в помине…

– Минутку, не так скоро. Объясни мне, почему ты…

– Молчи! К нам подходит Мартин Доуэрти, и уж он-то непременно с нами заговорит. Знаешь, кто он такой?

– Работает по связям с заказчиками. Помогает с заключением контрактов. Холостяк, живет с матерью.

– С сестрой.

– Ну, с сестрой, какая разница? Привет, Мартин! – приветливо сказал Броуди, помахав рукой.

– Сдерживай себя! – прошипела Анна. Броуди сразу заметил, что Мартин Доуэрти щедро пользуется маслом макассар – это было первое, что бросилось ему в глаза. У Мартина была очень белая кожа, блестящие черные волосы, разделенные пробором посредине, гладко облепляли голову с обеих сторон и как будто составляли одно целое с черепом. Броуди решил, что он напоминает фортепьяно.

– Как поживаете, миссис Бальфур? – чинно осведомился Доуэрти. – С возвращением вас.

– Здравствуйте, мистер Доуэрти. Мы были рады вернуться домой.

Светский разговор давался Броуди без труда, но это продолжалось минуту или две, а потом Доуэрти задал ему профессиональный вопрос:

– Олафсен все-таки не соглашается на ноябрь и требует восемь процентов вперед с депозитного счета. Что мне ему сказать?

Броуди скорее почувствовал, чем увидел, как Анна напряглась и тяжело повисла у него на руке. Олафсен. Олафсен… Он сунул большие пальцы за проймы жилета и стал внимательно изучать носки своих башмаков. Верфи Журдена строили для него три грузовые шхуны. Очевидно, сроки исполнения одного из заказов срывались, и Олафсен был недоволен задержкой.

– Скажите ему, что он получит четыре процента, а его баркентина будет готова к первому октября. Я поговорю с Харди и все устрою.

Майкл Харди был десятником.

– Отлично. Разговор с Олафсеном я беру на себя. Рад, что вы вернулись, Ник.

– Спасибо, Мартин.

– Удачи вам обоим.

Доуэрти откланялся и ушел. Броуди бессознательно сжал руку Анну, хмурясь и покусывая нижнюю губу.

– Ну как? Все прошло хорошо? Я забыл, что надо бренчать мелочью. Но я правильно ему ответил? – Оказалось, что она в восторге.

– Джон, ты был великолепен! Ты вел себя в точности как Николас. Теперь послушай: когда будешь говорить с мистером Харди, старайся держаться решительно и не позволяй ему возражать. Скажи, что ты дал слово, и ему придется закончить постройку корабля к октябрю, нравится ему это или нет. Не беспокойся, он все сделает. А теперь нам надо спешить: Николас всегда и везде появлялся вовремя.

И она потянула его за руку, увлекая за собой. Он пошел за ней следом, улыбаясь во весь рот. Видит бог, у него получается! Но главное было даже не в этом. Лучше всего то, что она наконец назвала его Джоном.

* * *

– В жизни ты гораздо лучше, Энни.

Стояло послеобеденное время. Утро прошло в суете, но, к счастью, без особых потрясений, завтрак в «Желуде» тоже не принес никаких неприятных сюрпризов. И вот теперь Анна отложила в сторону отчет начальника литейного цеха, чтобы взглянуть на Броуди. Он с улыбкой рассматривал ее фотографию в рамочке, стоявшую на столе у Николаса.

– Вот как? А мне говорили, что этот портрет мне льстит.

– Кто говорил?

– Все: тетя Шарлотта, Дженни, Милли. Впрочем, нет, только не Милли. Милли сказала, что у меня такой вид, будто я сижу на муравейнике.

Анна покраснела, как только эти слова вырвались у нее изо рта, запоздало сообразив, что они не вполне приличны.

Броуди, конечно, рассмеялся от души – ничего другого она от него и не ожидала.

– Мне нравится твоя подруга Милли. Жаль, что мне так и не удалось с ней толком поговорить.

– Угу, – рассеянно кивнула Анна.

Она сама жалела, что ей так и не пришлось поговорить с Милли, когда она отправилась навестить подругу вчера днем в ее убогих апартаментах на Лорд-стрит. Лакей сказал ей, что миссис Поллинакс нет дома. И сейчас Анна в который раз спросила себя, правда ли это. А может быть, всего лишь неумелая попытка сбитой с толку Милли ее защитить? Анна оставила ей записку, а про себя подумала, что, если Милли не ответит в самом скором времени, ей придется предпринять более решительные шаги, чтобы повидаться с подругой.

– Дай сюда, – потребовала она, протянув руку к Броуди. – Я заберу ее домой.

Он ревнивым жестом прижал фотографию к груди, словно любимого ребенка, и откинулся на спинку кресла Николаса, притворяясь перепуганным насмерть.

– О нет, я с ней ни за что не расстанусь! – Лицо у Анны вытянулось, и Броуди рассмеялся. – Я серьезно.

– Но ты же только что сказал, что она безобразна!

– Ничего подобного! Я только сказал, что в жизни ты выглядишь много лучше. На фотографии не видно, какая ты хорошенькая.

Смущенно краснея, Анна поднялась с уголка стола, на котором примостилась, и протянула ему отчет начальника литейного цеха.

– Охота тебе болтать глупости! Вот прочти это: мистер Кетчум придет с утра, чтобы…

Раздался легкий стук в дверь, она отворилась, и в кабинет заглянул Эйдин О’Данн.

– Анна, Ник, добро пожаловать домой! – громко проговорил он с порога, потом вошел в кабинет и плотно закрыл за собой дверь.

Анна обняла его, Броуди вышел из-за стола, улыбаясь и протягивая руку для приветствия. Последовали сдержанные выражения радости и дружеские хлопки по спине. Все трое чувствовали себя заговорщиками, встретившимися вновь после успешного завершения опасной авантюры. О’Данн рассказал о ничем не примечательной встрече с Дитцем и еще тремя чиновниками из министерства в Саутгемптоне, потом спросил, как идут дела здесь, в Ливерпуле.

– Ну, я пока еще не провалил игру, – криво усмехнулся Броуди. – По-моему, весь фокус в том, чтобы идти вперед, не останавливаясь.

– Он отлично справился, Эйдин, – горячо подтвердила Анна. – Никто ничего не заподозрил, я уверена. Вы даже представить себе не можете, как легко все прошло.

– Хорошо, отлично. Но будьте все время настороже, пусть успех не вскружит вам голову. В этом деле много подвохов: стоит одному человеку что-то заподозрить…

Опять раздался стук в дверь. Все трое нервно вздрогнули и переглянулись.

– Войдите! – крикнул Броуди после минутного замешательства.

Выяснилось, что это Стивен. На приеме в честь их возвращения домой Броуди счел его надутым и чопорным господином, накрахмаленным и застегнутым на все пуговицы, но по сравнению с тем, как Стивен вел себя на работе, можно было смело утверждать, что в тот первый вечер он резвился, точно полугодовалый щенок. Казалось, его темно-серый костюм отлит из гипса, а вздернутые кверху плечи, похоже, держались на невидимых нитях, спускающихся с потолка. Они с Эйдином пожали друг другу руки с холодной учтивостью. Стивен справился о здоровье его отца, и О’Данн ответил, что отцу гораздо лучше. Покончив с дежурными любезностями, Стивен перешел к делу.

– Тут какая-то ошибка, Ник, – сказал он, протягивая Броуди листок бумаги. Тот пробежал глазами письмо.