– Я бы сама их тебе дала, если бы ты попросил. – Звук ее голоса – тихий, полный отчаяния и холодной отчужденности – поразил его в самое сердце даже прежде, чем он уловил смысл слов. Броуди вспыхнул, руки в карманах сами собой стиснулись в кулаки.

Анна это заметила. Губы у нее задрожали, она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. Голос тоже дрогнул, когда Анна продолжила:

– Да, я говорила с моим кузеном. Неужели ты думал, что он мне не скажет?

Джон прислонился к подоконнику и скрестил ноги в лодыжках, по-прежнему держа руки в карманах.

– И что же именно он тебе сказал? – Как ей была ненавистна деланная небрежность в его голосе, наигранная непринужденность позы! Неужели он собирается солгать? Какой же дурой он ее считает в таком случае!

– Все! – вскричала она. – Мне все известно. Кроме одного: на что ты рассчитывал? Неужели ты думал, что тебе это сойдет с рук?

– Что именно не должно сойти мне с рук? – тихо спросил Броуди. – Что тебе известно, Энни?

– Прекрати. Прошу тебя, ради бога, прекрати. Мне известно, что ты вор и лжец, обманщик и лицемер… У меня слов нет, чтобы сказать, что ты такое!

Ему показалось, будто что-то тонкое, непрочное, как бумага, рвется у него внутри – медленно, беспощадно и безвозвратно. Но вслух он сказал:

– Слова ты найдешь. Не стоит себя недооценивать.

Анна сделала несколько шагов к окну и остановилась посреди комнаты, глядя ему в глаза.

– И это все, что ты можешь мне сказать?

– Нет, не все. Я мог бы сказать тебе, что ты ошибаешься. Будет ли из этого толк…

– Я видела чек, Джон. Заполненный твоей рукой! Деньги исчезли!

Броуди скрестил руки на груди. Сколько он ни старался сохранить неподвижность, на щеке у него дергался мускул.

– Ах вот в чем дело, – насмешливо протянул он. – Ну, тогда говорить больше не о чем.

«Скажи ей правду», – подсказывал ему внутренний голос. Увы, гнев и обида заглушили его. Ему захотелось причинить ей ту же боль, которую испытывал он сам по ее вине.

В отличие от него Анна в эту минуту готова была поступиться собственной гордостью.

– Скажи мне все, что угодно, – умоляюще, едва слышно попросила она. – Заставь меня поверить…

Броуди оттолкнулся от подоконника и подошел к ней.

– «Заставь меня поверить», – повторил он с ледяным спокойствием. – Ты хочешь, чтобы я заставил тебя себе поверить?

По спине у нее пробежал холодок. Впервые за все время она по-настоящему испугалась его. Он стоял так близко, что она ощущала его дыхание у себя на лице. В его вопросе ей явственно почудилась угроза. Гнев исходил от него обжигающими волнами; ей даже показалось, что в воздухе между ними дрожит марево. Анна облизнула пересохшие губы и с трудом заставила себя заговорить.

– Пожалуйста, скажи мне, зачем ты это сделал?

– А если нет? Если я не стану ничего объяснять и попрошу тебя просто довериться мне, что тогда?

– Не поступай так со мной. Не превращай это в испытание.

– Испытание закончилось еще до того, как ты пришла сюда. Что скажешь, Энни?

– Это несправедливо.

– Я жду.

Она стиснула руки и прошептала:

– Ты взял деньги?

Его взгляд как будто приморозил ее к месту. Потом он ответил:

–Да.

Анна едва устояла от внезапно охватившей ее слабости. Как сквозь туман она увидела, что он опять отходит к окну.

– Почему? Почему ты не хочешь мне сказать… – Но тут она догадалась. – Ты собираешься сбежать!

Джон стоял к ней спиной, вцепившись руками в подоконник. Он обернулся и посмотрел на нее через плечо:

– А ты догадливая.

– Ублюдок!

Его ухмылка показалась ей донельзя оскорбительной.

– Вот и отлично, Энни. У тебя здорово получается. Погоди, а может, ты вовсе не хотела меня обидеть? Может, ты просто научилась называть вещи своими именами?

Слезы навернулись ей на глаза, но она в ярости стиснула зубы.

– Тебе это с рук не сойдет, я тебя разоблачу. – Но уже в следующую минуту Анна в отчаянии закричала:

– Чего ты ждешь? Почему не прячешься, не убегаешь? Думаешь, что сумеешь выжать еще больше денег из моего отца, если останешься здесь? Вы с Николасом на пару сколько награбили… Неужели вам мало? От меня ты уже получил, что хотел, так зачем же… почему бы тебе…

Ее голос наконец пресекся, слезы хлынули по щекам. Ей пришлось отвернуться, стараясь овладеть собой.

– Я тебя не предавал.

Анна резко обернулась. Ее охватила отчаянная, полубезумная надежда.

– Скажи мне, – проговорила она, давясь слезами. – Просто скажи.

– Раньше я, может быть, и сказал бы, но теперь уже поздно. Делай, что считаешь нужным, но только вытри слезы и уйди отсюда. Я их видеть не могу. И тебя тоже.

Его взгляд угас, побледневшее лицо показалось ей лишенным жизни. На один мучительный миг Анна почувствовала, что его горе не менее глубоко, чем ее собственное, но это было лишь мимолетное ощущение. А может быть, она сама похоронила его под тяжким бременем душившей ее обиды? Надо было сказать ему еще что-то важное, но она никак не могла вспомнить, что именно.

Что же произошло? Неужели все кончено? Она как будто ослепла. Ей хотелось увидеть его всего целиком, охватить его глазами с головы до ног, бросить хоть один взгляд напоследок, но что-то еще, что-то помимо слез, застилавших глаза, мешало ей. Анна попыталась сказать «Прощай», и тут выяснилось, что она не только слепа, но и нема: язык не слушался ее, она так и не сумела выговорить роковое слово. В сердце полыхала неистовая ненависть к нему и любовь – столь же сильная. Значит, это конец.

Она повернулась и вышла.

Глава 27

– Ник опять сегодня не пришел?

Анна оторвалась от расписания поставок, на котором безуспешно пыталась сосредоточиться, и увидела в дверях О’Данна.

– Добрый день, Эйдин. Нет, он не пришел. Он… не совсем здоров.

Машинально сжимая в пальцах перо, она ощутила холодное презрение к себе за только что произнесенную ложь.

О’Данн вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.

– С Броуди все в порядке? – спросил он, понизив голос. – Он что, серьезно заболел? Вот уже третий день его нет на работе!

– Нет-нет, ничего серьезного, он просто… неважно себя чувствует. Возможно, он появится уже завтра.

«Очень возможно, что завтра он будет уже далеко отсюда, – подумала она с горечью. – Может, он сейчас уже в пути, откуда ей знать?»

– Анна? Прошу прощения, но вы тоже выглядите неважно. Почему бы вам самой не взять полдня отдыха? Вы слишком много работаете.

– Не беспокойтесь обо мне, Эйдин, я прекрасно себя чувствую.

Но он был прав: на самом деле она чувствовала себя ужасно. К тому же у нее было зеркало, она знала, как выглядит. Даже временное расставание с Джоном дало ей представление о том, что за жизнь у нее будет, когда он уйдет навсегда. Тяжкая, изнурительная, безысходная. Бесконечно одинокая. С пустотой в сердце.

Она откашлялась и наконец задала вопрос, мучивший ее все последнее время:

– Есть какие-нибудь новости от мистера Дитца?

– Нет, но думаю, ждать осталось не долго. Я удивляюсь, почему они тянут до сих пор. Если бы не тот случай на «Александре», полагаю, они забрали бы его уже давным-давно. Он так ничего и не выяснил.

Анна сидела неподвижно, уставившись прямо перед собой.

– Насколько я понимаю, человек, которого вы послали расследовать убийство Мэри Слоун, так ничего и не обнаружил?

О’Данн положил руку поверх ее холодной руки.

– Нет. Но, по правде говоря, я и не ожидал положительных результатов. Поверьте, Анна, мне очень жаль. Клянусь вам, если бы я только мог предвидеть, как далеко все это зайдет, я никогда не дал бы своего согласия.

– Я тоже, – сказала она.

– Надеюсь, вы не влюблены в него?

Анна отдернула руку.

– Что вы, конечно, нет!

О’Данн ласково улыбнулся. Она не могла бы сказать с уверенностью, поверил он или нет.

– Все скоро кончится, моя дорогая.